Life imitates art
Название: На живую нитку [7]
Автор: Grammar Nazi
Фендом: Наруто
Рейтинг: R для всего текста
Жанр: ангст, драма, AU
Предупреждение: странный, сложный, тяжёлый рассказ. плюс вещества, минус секс.оно вам надо?
Размер: миди
Состояние: в процессе
Размещение: запрещено
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Саммари: рвался на куски, чтоб тебя спасти ©
От автора: неискушённость наименее всего доступна тому, кто ничего не пробовал.
читать дальше***
Когда-то давно в невнятном разговоре с одним из торчащих Наруто зацепила фраза: «Где пара месяцев, там и полгода». Уже тогда он думал, что уяснил, о чем она. Время стало многослойным, и текло по-разному. Оно могло быть тянущимся и сжимающим недели в моментальные точки. Оно было передвижной фоновой декорацией, улиткой, неуклонно тянущей на своем горбе времена года, месяцы, дни и ночи.
Голая чёрная зима без снега. Стылый дождевой ветер, лужи в стальных корках грязного льда. Неряшливая стерильность: месиво размякших редких сугробов и полное отсутствие запахов, свет, пропущенный через серую пленку. Потрепанные диафильмы о сбитых в бегстве от системы кроссовках.
Дымная осень. Палёные листья, призрачная мягкость, очередные передозы с трясками.
Гнилое удушающее лето. Вонь разлагающихся арбузных корок и мусора, постоянные перебои с поставками.
Разнузданная невнятная весна. То вымывала хрустящую стужу, то снова давала схватить себя. Уход очередной вены. Сонные оттепели. Задувы мимо, воспаление левой кисти. Рваные очереди дождей. Саске свалила пневмония. Универсальное лекарство быстро кончилось, сходить намутить Наруто не мог, слишком долго, страшно оставлять его. Отходил только в аптеку, за кодеином на поправиться, и каждый раз Саске вцеплялся в штанину его джинсов и хрипел «никакой скорой». Наруто устало кивал, натягивал куртку и шёл по улицам, думая, почему они не обзавелись какой-нибудь запасной точкой, поближе. С одной стороны, это было опасней, с другой – бывают ситуации, когда уже плевать. Всё равно существуют ещё сотни других возможностей засыпаться. И наступит время, когда они больше не смогут учитывать их все.
Всё было готово. Заправленная машина, пустая ложка с приклеенной грязной метлой. Метлой или петухом вообще называлось всё, что использовалось в качестве фильтра. Кто-то вытягивал из куртки синтепон, кто-то потрошил сигарету. Были уникумы, бравшие тампоны своих подружек. Всегда на страже чистоты вашего ширева.
Готово было всё, кроме самого Наруто. Уже полчаса он не мог взять контроль. Это бесило, не помещалось в голове, и потому торчало где-то снаружи, шипя и издеваясь.
Что несколько вен ушло, он знал, но не придавал значения: мало ли их ещё? С этим никогда не было проблем. Но в тот день он вдруг впервые по-настоящему увидел, во что превратились его руки. Из заколотой центральной жилы в баян вытягивались только кровавые лохмотья, да и чтобы ввести иглу, теперь мало было проколоть оболочку. Вена застыла и остекленела, как глазированная глина, приходилось пробиваться чуть ли не с хрустом. Внутри иголкой нащупывались какие-то комковатые жгуты. Пришла мысль ударить по мышце, но он отбросил её почти сразу. Внутримышечная инъекция слабее, и не с его грязным раствором по мышце пускать. Наруто усвоил только два мало-мальских правила ухода за каналами: мазать особенно убитые гепариновой мазью и пить аспирин, разжижающий кровь.
Саске давно говорил ему перейти на двойку. Любимая многими красная шапочка, инсулинка, вообще не предназначалась для внутривенных инъекций, да и поршень часто вылетал, а отсюда тромбозы, задувы, и какого только хрена нет. Следы инсулиновые иглы, вопреки распространённому мнению, оставляли, причём следы с высокой вероятностью превратиться в шрамы. Ещё один плюс двойки – ей, в отличие от шапочки, можно выбрать раствор из фурика. А так приходилось переливать в баян, и Наруто далеко не сразу научился вставлять поршень так, чтобы не терять продукт через иглу. Всё это хорошо, но в канюле двойки оставалась целая точка. Хотя он по-любому всегда добирал: после первого вдавливания поршня снова оттягивал его, чтобы кровью вымыть возможные остатки. Знал, что палит этим вены, но добирал.
К тому же, шапочки выглядели так изящно. Стильно. Даже эклектично как-то: напоминали о трубках, через которые туземцы выдували отравленные кураре дротики. Или о лакированных мундштуках. Роллс-ройсах мира наркоманов. У инсулинки, машины высшего класса, было два гаража: более широкий и короткий белый, для поршня, который был словно создан для измельчения камней в ложке, и продолговатый алый, для небольшой тонкой иголки. Гаражи-колпачки, которыми стыдливо прикрывалась смертоносная невеста. И куда её теперь совать, непонятно.
Наруто стащил футболку, встал перед зеркалом в ванной. Первые несколько мгновений не мог связать отражение и то, каким представлял себя сам. Спроектировать чуждый образ на то, кем он себя считал. Конечно, он был в курсе, что похудел – но только увидев четкие перекаты ребер и вылезшую, как птичий киль, грудину, понял, насколько. Мышцы высохли так, что их резкий рисунок тоже казался вырезанным на кости и обтянутым нездоровой тусклой кожей. Острые скулы, проклюнувшиеся на плечах ключицы, крупные бусины локтевых костей у запястий, провалы предплечий - те самые, что когда-то так неприятно поразили его на руках Карин. И ни одной видимой вены на сером теле, только царапины, гематомы и старые проколы.
Наруто спустил штаны, пытаясь вспомнить всё, что когда-либо слышал о паховой вене. Она одна из самых крупных. Ведёт напрямую к легким и сердцу. Рядом артерия и нервы, важно не засадить в них. На этом твёрдые знания ограничивались, и шёл фольклор: кто открывает пах, открывает крышку гроба, и так далее. Но если он сейчас не уколется, крышку можно будет закрывать. Главное, пальцами прощупать артерию – потому что вены не пульсируют, - и пробовать вводить иглу рядом. Если кровь в шприце будет темной, значит, попал. Ещё бы примерно знать, как расположены эти чертовы каналы, ладно, придется разбираться в процессе…
- Какого хера ты творишь?
- А ты не видишь? – сквозь зубы процедил Наруто. Что за идиотская привычка подкрадываться.
- Вижу, - Саске выхватил из его трясущейся руки шприц и вышел из ванной.
Наруто потащился за ним. Сука. Отдай. Верни мой чертов баян. От злости и слабости он не мог произнести ни слова.
- Пах для конченых нарчей… Какой-нибудь полуживой дебил задвинет, как здорово ширяться туда, а потом откинет копыта, и даже не пнёшь козла. – Саске сел. – Руку… давай. Чтобы такие шланги, как у тебя, изгвоздать…нужен талант редкого идиота, - он прощупал кожу между указательным и большим пальцами Наруто, зажал зубами красный колпачок, выдернул машинку, воткнул – внутри прозрачной колбы сразу протянулась тёмная кровавая нитка.
- Когда гонишь по тонкому каналу… надо медленно. Может лопнуть.
Истории о том, как можно безуспешно по три-четыре часа ковыряться в ладошках в поисках хоть какой-нибудь, пусть даже самой тонкой, венки-синявки, меняя баяны и струны, перебирая раствор от контроля по сто раз – Наруто ведь считал их сказками. Теперь мифы оживали, и оказывалось, что правды в них если и доля, то львиная.
- Значит, пах для конченых… А если с руками всё, то что делать? Я не смогу попадать в капилляры.
- Руки восстанавливаются… если стаж небольшой.
- Небольшой это сколько? – еле шевеля языком, спросил Наруто. Мазало сильней обычного, давно так не было. – Сколько уже… два года. Два года, чёрт. Понимаешь… Это же моя жизнь, а я даже не заметил.
Во взгляде Саске мелькнула привычная злость. Наруто постоянно забывал, как его бесят разговоры о… Разговоры в принципе.
- Думаешь, другие замечают? Оглядываются назад?
- Разница в том, что мне некуда оглядываться, - пробормотал Наруто.
- Вперёд лучше смотри. Чтобы вперёд ногами не вынесли. Смотри… руки пока не трогай. Ноги тоже, тромбы будут. Ключицу, метро, шею... Вообще везде, где проходят артерии… нервные узлы. И в глубинные каналы нельзя. Флешем может долбануть так, что отъедешь.
- А почему в артерии нельзя? Кровь и кровь…
- Давление. Они уже, их сложней проткнуть, потому что в оболочке мускульные клетки. Кровь со всем говном, что ты в неё загнал, в момент доходит до сердца. Сколько всякого идиотизма… Один проткнул плевру легкого, пытаясь поставиться под ключицу. Кто бьёт в пах, получает пневмонию. Или вхлопнет в шею – и без того убитые мозги дожрёт стафилококк.
Наруто криво усмехнулся:
- Ты где этого набрался?
- Программы снижения вреда. Меня по ним таскала Сакура. Ещё одна… спасительница.
***
Есть события, предсказать которые можно задолго до того, как они произойдут. Оттягивай-не оттягивай. Хотя польза у отсрочек всё же была: чем они длинней, тем больше выматывает парящая над головой секира, и тем безразличней становится, когда она со свистом вгрызается в шею. Настает день, когда приходится переламываться, не чтобы сбить дозу и даже не потому, что «сейчас нет и достать некак», а потому, что перспектива «достать» не светит даже на горизонте. Потому, что из квартиры вынесено всё, барыги переловлены, знакомые торчки залегли на дно – никогда не знаешь, откуда пойдет и до кого дойдет волна, когда начнут сдавать всех, чтобы как-то скосить срок. Распространённая практика бравых стражей порядка: задержать какую-нибудь мелкую сошку, дать ему поваляться на КПП пару дней без дозы, и можно лепить из трясущегося отброса наркобарона, навесив на него всё, что произошло в районе за последние несколько лет, включая кражи и сбыт. Для отчетности.
Но это внешние причины. У Наруто были и внутренние. Неизвестно, как им вообще удалось уцелеть, каким-то внутренним установкам. Да и были ли это установки, или просто мысль «я так больше не могу»? Он видел её и в глазах Саске, уже не зная, кому из них она принадлежит. Саске всегда отражал. Ему так было легче, понятно, но от этого возникало ощущение, будто живёшь с пятой стеной.
Как-то проснувшись, Наруто понял, что он или прошибёт ее сейчас, или так и останется сидеть возле, бегать целыми днями, то от ментов, то за порошком, безрезультатно совать в себя иглу, пока Саске не найдёт у него какой-нибудь едва различимый капилляр и не вкатит полку. Но это ничего не меняло, через несколько часов он всё равно просыпался от того, что скручивало болью. Времена, когда перец пёр дни напролет, растаяли грязными сугробами.
Остался только человек с прошлым, которое не имело значения. С настоящим, которое убивало. Будущим, которого не было. Не-будущим будущим. Вот и всё, больше ничего, и так хочется поставить точку. Но Саске… Надо вытащить Саске. Это единственное, с чем Наруто не мог смириться. Что всё было зря. Было и есть, и так и будет, пока один из них не споткнется о труп другого. Пусть болезненное вызревание этой простой мысли заняло у него годы… Годы, об этом страшно думать. Всё так быстро пронеслось, и он уже рассуждает, как будто... Копошится в воспоминаниях детства, пытается вспомнить значение слова «счастье». Судьба, зло, любовь, боль. Некоторые слова потасканы, как старая проститутка. Но слова лишь оболочка, суть остается неизменной, чувствуется так же остро, она всегда новая. И без разницы, что миллионы до тебя переживали подобное. Подобное, но не это. Ты другой, и у тебя всё другое. Пусть даже на грамм, иногда граммы переворачивают жизнь. И полуграммы, и четверти. Даже чеки, 0,1. Этого достаточно. Возможно, надо просто придумать новые слова. Изобрести тела, чтобы переселить в них души явлений. Как делают кошки. Или фениксы?.. Ветхие и юные.
Интересно, что заставляет их вспыхивать? Невозможность жить дальше в рассыпающемся теле? Шуршащие перья, помутнение, угасание. День за днём. И он видел, он точно видел что-то очень похожее в глазах Саске, или это было отражение его собственных?.. Когда Саске брал его руку и пытался нащупать подходящий канал, когда, помедлив, просовывал под сухую кожу тупую иглу и оттягивал поршень, а после странно смотрел на Наруто и словно ждал чего-то. Создавалось впечатление, что они поменялись ролями. Что теперь Саске как-то… Осуждал его, что ли… И это было самое худшее. Поэтому однажды Наруто сказал это вслух.
- Я больше не могу.
Это было и «прости», и «пожалуйста». И много всего ещё. Их поставщика накрыли, но это пока не было существенным, оставался запас. За ним Саске и собирался, влезая в куртку и стараясь дышать ровно и размеренно. Казалось, что так долбило слабей. Он уже проворачивал в замке ключ, но тут – «я так больше не могу».
Саске застыл. Опять начинается. В самый неподходящий момент какое-то ненужное дерьмо.
- Только не надо сейчас… корчить из себя поганого мученика.
Наруто молчал. В шею давила тонкая планка боковинки дивана, откинутая голова тяжелела.
- Ты слышишь меня? – Саске развернулся. - Почему я могу, а ты нет? С каких пор ты особенный?
- Я не особенный, - пробормотал Наруто. В глазах начинало рябить. - Ты тоже не можешь.
- Заткнись! – взорвался Саске. Почему нельзя завести эту шарманку позже, когда они поставятся, и на всё будет плевать? Почему надо именно сейчас, когда его трясет, лезть со своими пространными размышлениями? – Какого хрена развел тут трагедию? Ты такое же дерьмо, как и я! Ты такой же, понял?! – он осекся, столкнувшись с тяжелым спокойным взглядом Наруто.
- Признал, наконец? Я знаю, какой я… А насчет себя ты ошибаешься. Из тебя хреновое дерьмо. Почему ты ни разу не кинул меня? - с нажимом продолжал Наруто. - Говорил, что я пудрю себе мозги, отказываясь воровать и подставлять… А сам? Ты подставлял?
- Я делал многое.
- Да, например, неделями валялся в липком поту, когда перец не спешил падать с неба.
Раздался сухой звон. Саске перевёл взгляд на побелевшую руку, в которой был зажат кусок ключа. Тот разломался, оставив половину в скважине, а их - запертыми внутри.
Саске некоторое время с оцепенением смотрел на обломок, потом вцепился в дверь.
- Оставь, она не откроется, - устало протянул Наруто.
- Не заткнёшься… пробью её твоей пустой башкой.
- Послушай…
Но Саске не хотел слушать. Давно уже никого не слушал. Или слышал, без разницы. Почему недоумок выбрал именно этот момент, когда кожа лопается и встает дыбом, как ржавая чешуя, когда каждое слово врезается и вкручивается прямиком в мозг? Конечно, двойная дверь и не подумает ломаться, сколько ни пинай. Ломаться придётся ему.
Он стащил ботинки, опустился в кресло. Всё приобрело оттенок нереальности. Перед ломкой всегда так: она пугает настолько, что разум пытается сделать из реальности галлюцинацию, состряпать хоть что-нибудь, чтобы обмануть себя. Только ничего из этого не выйдет. Никогда не выходило. Опять будет, как многие разы до этого. С жаром, ознобом, клейким вонючим потом, блевотой, поносом и судорогами в мышцах, свёрлами в костях. Опять они будут существовать параллельно, не замечая друг друга, замкнутые в собственной боли. А потом, если переживут… Что потом? Всё равно надо будет как-то выбираться. В их дыре не было ни еды, ни лекарств, только бесполезные травы-сонники и аспирин.
Саске еще не раз пытался ломать дверь. Потом смотрел на Наруто, сжираемый ненавистью и отчаянием, не в силах ничего сказать.
- …я не буду жалеть. Если мы умрём… Всё нормально.
- Завали хлебальник! Я не собираюсь подыхать тут с тобой… Я не умру… Чёрт…
Снова тянулись бесконечные минуты. Продирались через них обоих, волоча за собой всё то, что постепенно густело и расползалось. Ломку никогда нельзя описать до конца, список симптомов может разбухать до бесконечности. Это, помимо стандартных реакций тела, и обостряющиеся хронические заболевания, и повышенное давление – тогда было особенно сложно. Это могут быть выползшие из твоей головы видения, стекающие по стенам или подбирающиеся сзади, так что ты их не видишь, только чувствуешь. Это накатывающая плотными волнами невыносимая боль, когда катаешься по полу и вгрызаешься в свои же руки, полосуешь ножом, защемляешь дверью пальцы, чтобы хоть чем-то перекрыть то, что нарастает внутри. Тыкаешь иглами, и на миг боль исчезает – организм, выработавший рефлекс «укол-покой», замирает в ожидании героина. Но его нет, есть только скрученные в узел кишки, кровавый понос, штыри в острых струпьях ржавчины, которые проталкиваются по воспаленным трубкам костей и выламывают суставы.
- Ты это подстроил. Чтобы мы сдохли тут… Продумал заранее.
- Это ты сломал ключ… Это ты выдрал и выкинул отсюда телефон, задолго до… меня. И адреса нашего никто не знает… почему?
- Я… Ты что, хочешь сказать, это я всё сделал?!.
Автор: Grammar Nazi
Фендом: Наруто
Рейтинг: R для всего текста
Жанр: ангст, драма, AU
Предупреждение: странный, сложный, тяжёлый рассказ. плюс вещества, минус секс.
Размер: миди
Состояние: в процессе
Размещение: запрещено
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Саммари: рвался на куски, чтоб тебя спасти ©
От автора: неискушённость наименее всего доступна тому, кто ничего не пробовал.
читать дальше***
Когда-то давно в невнятном разговоре с одним из торчащих Наруто зацепила фраза: «Где пара месяцев, там и полгода». Уже тогда он думал, что уяснил, о чем она. Время стало многослойным, и текло по-разному. Оно могло быть тянущимся и сжимающим недели в моментальные точки. Оно было передвижной фоновой декорацией, улиткой, неуклонно тянущей на своем горбе времена года, месяцы, дни и ночи.
Голая чёрная зима без снега. Стылый дождевой ветер, лужи в стальных корках грязного льда. Неряшливая стерильность: месиво размякших редких сугробов и полное отсутствие запахов, свет, пропущенный через серую пленку. Потрепанные диафильмы о сбитых в бегстве от системы кроссовках.
Дымная осень. Палёные листья, призрачная мягкость, очередные передозы с трясками.
Гнилое удушающее лето. Вонь разлагающихся арбузных корок и мусора, постоянные перебои с поставками.
Разнузданная невнятная весна. То вымывала хрустящую стужу, то снова давала схватить себя. Уход очередной вены. Сонные оттепели. Задувы мимо, воспаление левой кисти. Рваные очереди дождей. Саске свалила пневмония. Универсальное лекарство быстро кончилось, сходить намутить Наруто не мог, слишком долго, страшно оставлять его. Отходил только в аптеку, за кодеином на поправиться, и каждый раз Саске вцеплялся в штанину его джинсов и хрипел «никакой скорой». Наруто устало кивал, натягивал куртку и шёл по улицам, думая, почему они не обзавелись какой-нибудь запасной точкой, поближе. С одной стороны, это было опасней, с другой – бывают ситуации, когда уже плевать. Всё равно существуют ещё сотни других возможностей засыпаться. И наступит время, когда они больше не смогут учитывать их все.
Ты скажи: «Пароль», я скажу ответ:
«Ты уже во мне, я уже в тебе»
«Ты уже во мне, я уже в тебе»
Всё было готово. Заправленная машина, пустая ложка с приклеенной грязной метлой. Метлой или петухом вообще называлось всё, что использовалось в качестве фильтра. Кто-то вытягивал из куртки синтепон, кто-то потрошил сигарету. Были уникумы, бравшие тампоны своих подружек. Всегда на страже чистоты вашего ширева.
Готово было всё, кроме самого Наруто. Уже полчаса он не мог взять контроль. Это бесило, не помещалось в голове, и потому торчало где-то снаружи, шипя и издеваясь.
Что несколько вен ушло, он знал, но не придавал значения: мало ли их ещё? С этим никогда не было проблем. Но в тот день он вдруг впервые по-настоящему увидел, во что превратились его руки. Из заколотой центральной жилы в баян вытягивались только кровавые лохмотья, да и чтобы ввести иглу, теперь мало было проколоть оболочку. Вена застыла и остекленела, как глазированная глина, приходилось пробиваться чуть ли не с хрустом. Внутри иголкой нащупывались какие-то комковатые жгуты. Пришла мысль ударить по мышце, но он отбросил её почти сразу. Внутримышечная инъекция слабее, и не с его грязным раствором по мышце пускать. Наруто усвоил только два мало-мальских правила ухода за каналами: мазать особенно убитые гепариновой мазью и пить аспирин, разжижающий кровь.
Саске давно говорил ему перейти на двойку. Любимая многими красная шапочка, инсулинка, вообще не предназначалась для внутривенных инъекций, да и поршень часто вылетал, а отсюда тромбозы, задувы, и какого только хрена нет. Следы инсулиновые иглы, вопреки распространённому мнению, оставляли, причём следы с высокой вероятностью превратиться в шрамы. Ещё один плюс двойки – ей, в отличие от шапочки, можно выбрать раствор из фурика. А так приходилось переливать в баян, и Наруто далеко не сразу научился вставлять поршень так, чтобы не терять продукт через иглу. Всё это хорошо, но в канюле двойки оставалась целая точка. Хотя он по-любому всегда добирал: после первого вдавливания поршня снова оттягивал его, чтобы кровью вымыть возможные остатки. Знал, что палит этим вены, но добирал.
К тому же, шапочки выглядели так изящно. Стильно. Даже эклектично как-то: напоминали о трубках, через которые туземцы выдували отравленные кураре дротики. Или о лакированных мундштуках. Роллс-ройсах мира наркоманов. У инсулинки, машины высшего класса, было два гаража: более широкий и короткий белый, для поршня, который был словно создан для измельчения камней в ложке, и продолговатый алый, для небольшой тонкой иголки. Гаражи-колпачки, которыми стыдливо прикрывалась смертоносная невеста. И куда её теперь совать, непонятно.
Наруто стащил футболку, встал перед зеркалом в ванной. Первые несколько мгновений не мог связать отражение и то, каким представлял себя сам. Спроектировать чуждый образ на то, кем он себя считал. Конечно, он был в курсе, что похудел – но только увидев четкие перекаты ребер и вылезшую, как птичий киль, грудину, понял, насколько. Мышцы высохли так, что их резкий рисунок тоже казался вырезанным на кости и обтянутым нездоровой тусклой кожей. Острые скулы, проклюнувшиеся на плечах ключицы, крупные бусины локтевых костей у запястий, провалы предплечий - те самые, что когда-то так неприятно поразили его на руках Карин. И ни одной видимой вены на сером теле, только царапины, гематомы и старые проколы.
Наруто спустил штаны, пытаясь вспомнить всё, что когда-либо слышал о паховой вене. Она одна из самых крупных. Ведёт напрямую к легким и сердцу. Рядом артерия и нервы, важно не засадить в них. На этом твёрдые знания ограничивались, и шёл фольклор: кто открывает пах, открывает крышку гроба, и так далее. Но если он сейчас не уколется, крышку можно будет закрывать. Главное, пальцами прощупать артерию – потому что вены не пульсируют, - и пробовать вводить иглу рядом. Если кровь в шприце будет темной, значит, попал. Ещё бы примерно знать, как расположены эти чертовы каналы, ладно, придется разбираться в процессе…
- Какого хера ты творишь?
- А ты не видишь? – сквозь зубы процедил Наруто. Что за идиотская привычка подкрадываться.
- Вижу, - Саске выхватил из его трясущейся руки шприц и вышел из ванной.
Наруто потащился за ним. Сука. Отдай. Верни мой чертов баян. От злости и слабости он не мог произнести ни слова.
- Пах для конченых нарчей… Какой-нибудь полуживой дебил задвинет, как здорово ширяться туда, а потом откинет копыта, и даже не пнёшь козла. – Саске сел. – Руку… давай. Чтобы такие шланги, как у тебя, изгвоздать…нужен талант редкого идиота, - он прощупал кожу между указательным и большим пальцами Наруто, зажал зубами красный колпачок, выдернул машинку, воткнул – внутри прозрачной колбы сразу протянулась тёмная кровавая нитка.
- Когда гонишь по тонкому каналу… надо медленно. Может лопнуть.
Истории о том, как можно безуспешно по три-четыре часа ковыряться в ладошках в поисках хоть какой-нибудь, пусть даже самой тонкой, венки-синявки, меняя баяны и струны, перебирая раствор от контроля по сто раз – Наруто ведь считал их сказками. Теперь мифы оживали, и оказывалось, что правды в них если и доля, то львиная.
- Значит, пах для конченых… А если с руками всё, то что делать? Я не смогу попадать в капилляры.
- Руки восстанавливаются… если стаж небольшой.
- Небольшой это сколько? – еле шевеля языком, спросил Наруто. Мазало сильней обычного, давно так не было. – Сколько уже… два года. Два года, чёрт. Понимаешь… Это же моя жизнь, а я даже не заметил.
Во взгляде Саске мелькнула привычная злость. Наруто постоянно забывал, как его бесят разговоры о… Разговоры в принципе.
- Думаешь, другие замечают? Оглядываются назад?
- Разница в том, что мне некуда оглядываться, - пробормотал Наруто.
- Вперёд лучше смотри. Чтобы вперёд ногами не вынесли. Смотри… руки пока не трогай. Ноги тоже, тромбы будут. Ключицу, метро, шею... Вообще везде, где проходят артерии… нервные узлы. И в глубинные каналы нельзя. Флешем может долбануть так, что отъедешь.
- А почему в артерии нельзя? Кровь и кровь…
- Давление. Они уже, их сложней проткнуть, потому что в оболочке мускульные клетки. Кровь со всем говном, что ты в неё загнал, в момент доходит до сердца. Сколько всякого идиотизма… Один проткнул плевру легкого, пытаясь поставиться под ключицу. Кто бьёт в пах, получает пневмонию. Или вхлопнет в шею – и без того убитые мозги дожрёт стафилококк.
Наруто криво усмехнулся:
- Ты где этого набрался?
- Программы снижения вреда. Меня по ним таскала Сакура. Ещё одна… спасительница.
***
Есть события, предсказать которые можно задолго до того, как они произойдут. Оттягивай-не оттягивай. Хотя польза у отсрочек всё же была: чем они длинней, тем больше выматывает парящая над головой секира, и тем безразличней становится, когда она со свистом вгрызается в шею. Настает день, когда приходится переламываться, не чтобы сбить дозу и даже не потому, что «сейчас нет и достать некак», а потому, что перспектива «достать» не светит даже на горизонте. Потому, что из квартиры вынесено всё, барыги переловлены, знакомые торчки залегли на дно – никогда не знаешь, откуда пойдет и до кого дойдет волна, когда начнут сдавать всех, чтобы как-то скосить срок. Распространённая практика бравых стражей порядка: задержать какую-нибудь мелкую сошку, дать ему поваляться на КПП пару дней без дозы, и можно лепить из трясущегося отброса наркобарона, навесив на него всё, что произошло в районе за последние несколько лет, включая кражи и сбыт. Для отчетности.
Но это внешние причины. У Наруто были и внутренние. Неизвестно, как им вообще удалось уцелеть, каким-то внутренним установкам. Да и были ли это установки, или просто мысль «я так больше не могу»? Он видел её и в глазах Саске, уже не зная, кому из них она принадлежит. Саске всегда отражал. Ему так было легче, понятно, но от этого возникало ощущение, будто живёшь с пятой стеной.
Как-то проснувшись, Наруто понял, что он или прошибёт ее сейчас, или так и останется сидеть возле, бегать целыми днями, то от ментов, то за порошком, безрезультатно совать в себя иглу, пока Саске не найдёт у него какой-нибудь едва различимый капилляр и не вкатит полку. Но это ничего не меняло, через несколько часов он всё равно просыпался от того, что скручивало болью. Времена, когда перец пёр дни напролет, растаяли грязными сугробами.
Остался только человек с прошлым, которое не имело значения. С настоящим, которое убивало. Будущим, которого не было. Не-будущим будущим. Вот и всё, больше ничего, и так хочется поставить точку. Но Саске… Надо вытащить Саске. Это единственное, с чем Наруто не мог смириться. Что всё было зря. Было и есть, и так и будет, пока один из них не споткнется о труп другого. Пусть болезненное вызревание этой простой мысли заняло у него годы… Годы, об этом страшно думать. Всё так быстро пронеслось, и он уже рассуждает, как будто... Копошится в воспоминаниях детства, пытается вспомнить значение слова «счастье». Судьба, зло, любовь, боль. Некоторые слова потасканы, как старая проститутка. Но слова лишь оболочка, суть остается неизменной, чувствуется так же остро, она всегда новая. И без разницы, что миллионы до тебя переживали подобное. Подобное, но не это. Ты другой, и у тебя всё другое. Пусть даже на грамм, иногда граммы переворачивают жизнь. И полуграммы, и четверти. Даже чеки, 0,1. Этого достаточно. Возможно, надо просто придумать новые слова. Изобрести тела, чтобы переселить в них души явлений. Как делают кошки. Или фениксы?.. Ветхие и юные.
Интересно, что заставляет их вспыхивать? Невозможность жить дальше в рассыпающемся теле? Шуршащие перья, помутнение, угасание. День за днём. И он видел, он точно видел что-то очень похожее в глазах Саске, или это было отражение его собственных?.. Когда Саске брал его руку и пытался нащупать подходящий канал, когда, помедлив, просовывал под сухую кожу тупую иглу и оттягивал поршень, а после странно смотрел на Наруто и словно ждал чего-то. Создавалось впечатление, что они поменялись ролями. Что теперь Саске как-то… Осуждал его, что ли… И это было самое худшее. Поэтому однажды Наруто сказал это вслух.
- Я больше не могу.
Это было и «прости», и «пожалуйста». И много всего ещё. Их поставщика накрыли, но это пока не было существенным, оставался запас. За ним Саске и собирался, влезая в куртку и стараясь дышать ровно и размеренно. Казалось, что так долбило слабей. Он уже проворачивал в замке ключ, но тут – «я так больше не могу».
Саске застыл. Опять начинается. В самый неподходящий момент какое-то ненужное дерьмо.
- Только не надо сейчас… корчить из себя поганого мученика.
Наруто молчал. В шею давила тонкая планка боковинки дивана, откинутая голова тяжелела.
- Ты слышишь меня? – Саске развернулся. - Почему я могу, а ты нет? С каких пор ты особенный?
- Я не особенный, - пробормотал Наруто. В глазах начинало рябить. - Ты тоже не можешь.
- Заткнись! – взорвался Саске. Почему нельзя завести эту шарманку позже, когда они поставятся, и на всё будет плевать? Почему надо именно сейчас, когда его трясет, лезть со своими пространными размышлениями? – Какого хрена развел тут трагедию? Ты такое же дерьмо, как и я! Ты такой же, понял?! – он осекся, столкнувшись с тяжелым спокойным взглядом Наруто.
- Признал, наконец? Я знаю, какой я… А насчет себя ты ошибаешься. Из тебя хреновое дерьмо. Почему ты ни разу не кинул меня? - с нажимом продолжал Наруто. - Говорил, что я пудрю себе мозги, отказываясь воровать и подставлять… А сам? Ты подставлял?
- Я делал многое.
- Да, например, неделями валялся в липком поту, когда перец не спешил падать с неба.
Раздался сухой звон. Саске перевёл взгляд на побелевшую руку, в которой был зажат кусок ключа. Тот разломался, оставив половину в скважине, а их - запертыми внутри.
Саске некоторое время с оцепенением смотрел на обломок, потом вцепился в дверь.
- Оставь, она не откроется, - устало протянул Наруто.
- Не заткнёшься… пробью её твоей пустой башкой.
- Послушай…
Но Саске не хотел слушать. Давно уже никого не слушал. Или слышал, без разницы. Почему недоумок выбрал именно этот момент, когда кожа лопается и встает дыбом, как ржавая чешуя, когда каждое слово врезается и вкручивается прямиком в мозг? Конечно, двойная дверь и не подумает ломаться, сколько ни пинай. Ломаться придётся ему.
Он стащил ботинки, опустился в кресло. Всё приобрело оттенок нереальности. Перед ломкой всегда так: она пугает настолько, что разум пытается сделать из реальности галлюцинацию, состряпать хоть что-нибудь, чтобы обмануть себя. Только ничего из этого не выйдет. Никогда не выходило. Опять будет, как многие разы до этого. С жаром, ознобом, клейким вонючим потом, блевотой, поносом и судорогами в мышцах, свёрлами в костях. Опять они будут существовать параллельно, не замечая друг друга, замкнутые в собственной боли. А потом, если переживут… Что потом? Всё равно надо будет как-то выбираться. В их дыре не было ни еды, ни лекарств, только бесполезные травы-сонники и аспирин.
Саске еще не раз пытался ломать дверь. Потом смотрел на Наруто, сжираемый ненавистью и отчаянием, не в силах ничего сказать.
- …я не буду жалеть. Если мы умрём… Всё нормально.
- Завали хлебальник! Я не собираюсь подыхать тут с тобой… Я не умру… Чёрт…
Снова тянулись бесконечные минуты. Продирались через них обоих, волоча за собой всё то, что постепенно густело и расползалось. Ломку никогда нельзя описать до конца, список симптомов может разбухать до бесконечности. Это, помимо стандартных реакций тела, и обостряющиеся хронические заболевания, и повышенное давление – тогда было особенно сложно. Это могут быть выползшие из твоей головы видения, стекающие по стенам или подбирающиеся сзади, так что ты их не видишь, только чувствуешь. Это накатывающая плотными волнами невыносимая боль, когда катаешься по полу и вгрызаешься в свои же руки, полосуешь ножом, защемляешь дверью пальцы, чтобы хоть чем-то перекрыть то, что нарастает внутри. Тыкаешь иглами, и на миг боль исчезает – организм, выработавший рефлекс «укол-покой», замирает в ожидании героина. Но его нет, есть только скрученные в узел кишки, кровавый понос, штыри в острых струпьях ржавчины, которые проталкиваются по воспаленным трубкам костей и выламывают суставы.
- Ты это подстроил. Чтобы мы сдохли тут… Продумал заранее.
- Это ты сломал ключ… Это ты выдрал и выкинул отсюда телефон, задолго до… меня. И адреса нашего никто не знает… почему?
- Я… Ты что, хочешь сказать, это я всё сделал?!.
