Для никого, только для нас

[Grammar Nazi]

Название: На живую нитку
Автор: Grammar Nazi
Фендом: Наруто
Рейтинг: R для всего текста
Жанр: ангст, драма, AU
Предупреждение: странный, сложный, тяжёлый рассказ. плюс вещества, минус секс. оно вам надо?
Размер: миди
Состояние: в процессе
Размещение: запрещено
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Саммари: рвался на куски, чтоб тебя спасти ©
От автора: неискушённость наименее всего доступна тому, кто ничего не пробовал.

Я оставляю себе
Право на страшные сны,
Право гореть от весны,
К небу идти по золе

Это всегда весы. И всегда сверху вниз, ты почему-то постоянно перевешиваешь. Сдираешь с себя последнее, закидываешь на соседнюю чашку, чтобы ещё хоть ненадолго удержаться, но - рано или поздно не остаётся даже последнего.
На ладони Саске лежал маленький серебристый прямоугольник. Затёртые края, слабый запах сигарет. Повторное использование упаковки, почему бы и нет? Очень удобно. Можно сказать, сейчас настало очередное равновесие. Неделя липких простыней снова продралась из будущего в прошлое, завернутая в неё гиря больше не тянет вниз. И дело даже не в пресловутом «ладно, один раз можно». Это состояние, состояние готовности падать по новой, не накатывает от единственной мысли. К нему тоже надо готовиться. Накидывать аргументов. Потому что ты вроде как выбираешь самый лёгкий путь, остаётся только убедить себя, будто делать то, чего больше всего хочется, и есть самое лёгкое. Будто ничто не способно сбить с курса, и когда над тобой не висит топор кумаров, так и есть. А ничто другое с курса сбить просто не может.
Он ещё раз бросил взгляд на часы, вслушался в серую тишину – для очистки совести, урод. Ты приходишь – я промыт до скрипа – мы едем, куда надо – ты отдаёшь мне деньги и проваливаешь. Стоило одному из условий нарушиться, как всё полетело к черту. Они договорились на утро. До полудня, а сейчас три.
Налитые злостью мысли ещё немного покрутились вокруг этого, потом застыли, поблекли, и одновременно с тёмными глазами обратились к лежащим на столе стеклянному пузырьку, перетяжке, зажигалке. Пятикубовик с водой, метла, карандаш инсулинки.
Когда надо переломаться, главное – сделать недосягаемым хотя бы один из компонентов. Чаще всего недосягаемым был, конечно же, сам белый, хотя бывало и так, что не в чем сварить, нечем вмазать. Как в этот раз, когда он выкинул оставшиеся шприцы в окно, а спуститься с пяти пролетов из-за особенно злой долботы не мог больше недели. Не то чтобы когда-то она была доброй. Просто каждый последующий раз кажется ещё хуже.
Привычный поиск подходящего канала. О центральном пока можно забыть: за две недели хоть и поджил, всё равно напоминает один большой синяк. Ни локтевой, ни лучевой вообще не просматривались, обратки казались пустыми. Пальцы, и те все в пятнах лопнувших капилляров. Надо пробовать выше. Открывать плечо.
Но сначала – развернуть чек, растолочь мелкие серые камни, долить водой. Поболтать пузырек, нагреть, постепенно отдаляя яркий росток пламени от тонкого дна. Чтобы растворилось в ноль, чтобы никаких брызг или лопнувшего стекла. Выбрать, отложить остывать, перетянуть руку и тогда уже давящими поглаживаниями искать подходящее место. Давай, ну давай же…
Есть.
Кончик иглы прорвал кожу, тонкий носик привычно скользнул в вену. Поршень подался назад – внутри прозрачного пластикового цилиндра, извиваясь, свернулась темно-красная змея. Саске закрыл глаза. В них, на самом дне, засело колющее давление: вот-вот пойдет разлом.
С едва различимым звуком из ослабевшей руки выпал опустошённый шприц. Жарко хлестнуло слепящей вспышкой, сердце заколотилось, рухнуло, замерло. Дальше пошло уже медленней, глуше, через силу. Подмяло дремотой и ленивой расслабленностью, и он двинулся по дороге полной смысла пустоты, глядя, как к башмакам пристают тусклые блёстки пыли.

…Звуки вернулись резко, будто кто-то нашарил кнопку громкости. Осевшую на стены тишину всколыхнула режущая трель звонка, продралась извне настойчивым длинным сверлом. Электрические переливы, прерываемые стуком в дверь и громким голосом. Неужели всё-таки пришёл. Как всегда не вовремя. Как всегда поздно.
Саске кое-как распутал вцепившийся в плечо ремень, поднялся, чувствуя, что закатал слишком много. После перерывов вечно так: с четверти глаз не открыть… Качаясь, провернул замок. Всё смолкло. Картинка дрожала, лезла в голову, выдергивала из неё истлевшие нитки воспоминаний: дурацкая футболка, распахнутые прозрачные глаза, круги зрачков и бирюза обводки, Наруто, придурок…
Он сполз по стене. Полустекший кокон покоя снова потянул в себя. Зря открыл. Нет, не так. Не тому.
- Ты вмазался?!
Сильные чужие пальцы схватили за руки, потом обхватили лицо, слова полились грохочущим взвинченным потоком. Саске поморщился. Слишком сильно. Сейчас всё было слишком.
- Убери… Не трогай.
Конечно, это не подействовало. На Наруто ничего не действовало. Хотя чем-то он от обычных жалостливых идиотов всё же отличался: те были готовы стелиться под ноги, лишь бы образумить, спасти, вытащить. Сотни раз на одни и те же грабли, пока не доходило, что поезд ушел. А до Наруто не доходило. Совсем. Из него даже жалеющий был хреновый. Саске никак не мог понять, какого чёрта ему нужно, откуда он вообще взялся, за каким хером орёт с чувством полного права. С самого первого дня. Хотя сложно сказать, сколько это по времени. Время, как и всё остальное, осмыслению не поддавалось.
Наруто бросил взгляд в комнату: ощерившийся ядовитым жалом шприц, змеиные кольца ремня, пустая склянка с прижавшимся к стенке грязным клочком ваты. Прямо перед глазами - исколотые зеленоватые полосы под кожей, такой светлой и сухой, будто её натерли мелом.
- Ну почему опять?! А, чёрт… Саске!
Почему круг оставался кругом? Мог вытянуться в эллипс, мог перекрутиться петлями бесконечности, но не мог разорваться?
Он дотащил Саске до дивана, уложил и замер, стараясь уловить дыхание. Не зная, что делать дальше. Знакомый озноб злого отчаяния: он никогда не знал. Позвать кого-то?.. Но кого и как? В этой дыре не было даже телефона. Только лысые провода грязным синтетическим клубком, рядом с вешалкой в прихожей. Почему всем, кто может помочь, плевать? Почему самому Саске тоже плевать? Почему…
- Отойди.
Наруто обернулся. Он не слышал ничьих шагов, не помнил даже, закрывал ли за собой дверь. Переводил непонимающий взгляд с Саске на вошедшего, пока тот осматривал руки, щупал пульс, вглядывался в раскрытые пальцами глаза.
- Обдолбан дальше некуда. – Он прохлопал карманы брюк. - Аптечку давай. Антагонисты есть?
- Что? – сдвинув брови, переспросил Наруто. – Я… я не разбираюсь во всём этом.
Спокойный взгляд обежал его с головы до ног, задержался на выглаженной футболке, чистых светлых глазах.
- Ты кто?
- А ты кто? – к Наруто вернулось самообладание. – Я впервые за четыре месяца вижу возле него кого-то ещё, ты вообще знаешь, сколько раз он вот так валялся?!
- Интересно. Отойдём. – Он ещё раз глянул на Саске и вышел.
- Подожди! Что с ним теперь будет?
- Жить будет, - донеслось из другого конца квартиры.
- Откуда ты знаешь?!
- Он знает, - хрипло прошелестел голос Саске. – Он… мой брат.

Сквозь окно на маленькую кухню вливался яркий пыльный свет.
Наруто медленно сел на жёсткий табурет и уставился на застеленный клеёнкой стол. Аляповатый натюрморт, прожжённый бычками, исчирканный ножом.
Брат, брат, - стучало в голове. Мог бы сразу догадаться. Нет, не мог. Брат появлялся бы чаще. Или нет? Чёрт… Наруто поднял глаза на тёмный на фоне ослепительно окна силуэт:
- С ним точно всё будет нормально?
- Почему ты спрашиваешь? – всё тот же обезличенный тон. - Разве не ты принес ему четверть?
- Я что, похож на такого?! – взорвался Наруто.
- Думаешь, все похожи?
- Не знаю я за всех…
- Интересно, - помолчав, повторил Итачи. – Почему тогда пытаешься помочь – ты же пытаешься? Почему именно ему?
Наруто сжал кулаки. Он вообще не обязан ничего отвечать. Но тогда он сам останется без ответов.
- Просто… он оказался человеком. Раньше такие, как он… - он вздохнул. – Наркоманы. Наркоманы были словами. Как полярный круг какой-нибудь, или пирамиды. Ну да, есть. Но как-то не по-настоящему. Мне было интересно. – Наруто помолчал, вспоминая тот день. – Да, интересно. Моя подруга… она медсестра в инфекционке, и…
- И ходить туда, когда ты здоров - вроде бесплатной экскурсии? - подсказал Итачи. - Чем же привлёк мой экспонат?
Экспонат. Каким ублюдком надо быть, чтобы суметь сказать такое? Наверное, таким, что появляется раз в году.
- Не он вообще, - процедил Наруто. - Он был первым, кого я увидел вот так, вблизи. И он показался... – Наруто прервался. Знакомым? Похожим? Нет, обычным. Как любой другой. Как сам Наруто. - Всё это настолько неправильно - то, через что они проходят. Особенно этот… синдром отмены. Так не должно быть, - в его голосе прорезалась упрямая твёрдость. - Я не могу понять, что заставляет людей добровольно…
- Добровольно никто не ломается.
- До сегодняшнего дня он две недели не кололся.
- Ну да, - легко согласился Итачи. - Но это только потому, что мать ни о чём не знает.
- Что?..
- Ты знаешь, какой сегодня день?
- Вторник, и что?
- Понятно. Не суть, - Итачи опёрся о подоконник и мягко улыбнулся, глядя на выражение лица Наруто. Сложно было сказать, что именно он в нём читал. - Суть в том, что экспонат провалил очередную выставку. Даже если ему блокировать рецепторы налоксоном, это продлится максимум полчаса, во время которых он будет трястись и истекать соплями. Что можно было бы выдать за простуду, не будь сейчас середина лета.
- Но почему ты не скажешь родителям?!
Итачи пожал плечами:
- Не вижу смысла в стандартном «отец угрожал, мать умоляла».
- А если он умрёт?
- Он умрёт в любом случае. Сядь, - бросил он вскочившему Наруто. – Видишь ли, это такая порода людей. Их может кидать из стороны в сторону в поисках чего-то, понятного и нужного только им одним, потом перемыкает – и всё. Идут, не сворачивая. Я иногда даже завидую той… - он повел в воздухе рукой, подыскивая слово, и снова улыбнулся, - самозабвенности, с какой он гробит себя. Поэтому ему никто не сможет помочь.
- А ты? – Наруто сузил глаза.
- А я не хочу.
- Но ты… ты же его брат!
- Заткнись, - донеслось из коридора.
Саске стоял, привалившись к косяку. Его безучастный взгляд потыкался в стены и залип на чем-то позади выскочившего из кухни Наруто.
Произошедшее потом было отчетливым и нереальным, как покадровая съемка. Итачи оттеснил Наруто, на ходу разворачивая конверт из мягкой кожи, взвешивая в руке тяжелую рукоять, подкидывая сверкнувшее лезвие. Перехват, секунда, свист – и оно до половины ушло в дерево аккурат возле лица Саске.
- С днём рождения.
Хлопнула входная дверь.
В квартире протянулась клейкая тишина.
- Он чуть не задел тебя, - наконец, медленно выговорил Наруто. Его обжало странным оцепенением, в котором были и злость, и испуг, и недоумение сразу. - Он… он ведь мог промахнуться.
- Не мог, - Саске с усилием выдернул нож, покачиваясь, всмотрелся в выгнутый скос обуха. – Боуи.
- Что?..
- Уйди.
Он хотел возразить - просто потому, что Саске в принципе не мог ни сказать, ни сделать ничего правильного, но весь моток произошедшего и этот странный разговор, странный чужой человек, оказавшийся братом, всё странное. Со всем этим надо что-то делать. Ему надо подумать, куда ставить ещё несколько неизвестных в бесконечном уравнении. И Наруто думал.

Думал, спускаясь по лестнице, думал, заворачивая за угол. Щурясь от солнца, льющего в небо жару. В толпе у светофора и на остановке. Думал в душном автобусе. О непонятной ответственности, для которой не было серьёзных причин, но от этого она никуда не девалась. Можно ли вообще делить причины на серьёзные и несерьёзные? За каждым таким случаем разворачивалась отдельная история, узнав которую, невозможно сохранить прежнее отношение. Дистанцию. У Наруто вообще всегда было туго с дистанцией, особенно больно било то, что подобному наплевательству искали оправдание. И всегда находили – никого нельзя заставить жить. Каждый выкручивается, как умеет. Сам за себя, и прочее.
Он был согласен с тем, что насильно тут не поможешь. Не сразу пришел к этому, но вбить что-то в Саске оказалось невозможно. Надо просто сделать так, чтобы он сам захотел жить. Только вот «просто» оказывалось чем дальше, тем сложней.
Эти вопросы с недавнего времени крали часть его дней, ночей, жизни, которая больше не могла идти по накатанной, постоянно спотыкаясь о то, что раскрылось заново. Наруто не мог понять, как вписать, совместить это с тем, что уже знал. Будто у законченной картины вдруг нашлась новая часть, неподходящая, да, но и выкинуть её уже нельзя. Потому что это было бы враньем самому себе. Тоже, как и наркотики, уходом от реальности, в тот её вид, что продолжал существовать только в воображении. Где всё подчинялось каким-то законам. Где усилия вознаграждались. Этот мир не имел ничего общего с тем, где Сакуру трясло в истерике из-за какого-то передознувшегося. Он отлично помнил тот день, как она хотела выпроводить его и на автомате бормотала какие-то понятные только медикам термины про перекрёстную толерантность, судороги и стероидные гормоны. Её это всегда успокаивало… Всезнающая наука, на деле не знавшая ничего. И он захотел помочь ей, ну конечно, это же Сакура. Сердце у неё было где надо, это он всегда знал. Сразу видно, что самое начало практики, опытным врачам ни до кого дела нет. Работа и работа.
Наруто вышел на остановке студгородка. Учебный корпус, спортивный комплекс, библиотека и общежития – разрозненный храм, к которому круглый год плелись паломники. Даже после сессий, когда большинство студентов разъезжались по домам и родственникам, в шестиэтажное серое здание тянулась цепочка поступающих, методистов, вечно чинящих что-то рабочих. Были и такие, как Наруто, оплатившие общежитие на лето.
У него был идеальный сосед. Никого не водил, особо не пил, больше спал или курил, глядя в заплёванное окно туалета. Разговаривал неохотно, учился ещё хуже – почти все учебники на его полке сначала лоснились новыми обложками и распространяли запах типографской краски, потом покрывались слоем пыли. Как накрывают болтливых попугаев. Кажется, единственным, что читал Шикамару, были условия к шахматным задачам и вопросы кроссвордов. Обычные и скандинавские, линейные и круговые, какуро, хитори - истрепанные и заполненные скользящим небрежным почерком, они валялись на столе, подоконнике, полу. Края ещё не разгаданных сборников выглядывали из-под подушки. Иногда забегала комендантша, орала про срач, трясла заявлениями, угрожала выселением. Каким чудом Шикамару удавалось переходить с курса на курс, оставалось загадкой. Они учились на разных факультетах, Наруто знал только, что тот изучает прикладную статистику, но что это и зачем нужно, толком никто не понимал.
- Привет, - несколько озадаченно сказал Наруто, глядя на знакомые джинсы и растянутую майку. – Ты уже приехал?
- Как видишь. – Шикамару скосил на него глаза. – А ты чего? Или в этом году твой старик не разорился на моря?
- Разорился.
- Но ты не поехал, не так ли.
- Так, - Наруто сел на кровать.
Некоторое время Шикамару смотрел на него с тусклым интересом, потом поднялся, сунул ноги в резиновые шлёпки. Из заднего кармана торчала сплющенная белая пачка.
- Я курить.

Туалет густо вонял хлором, ржавой водой, хозяйственным мылом и мокрыми тряпками. Шпингалет форточки был сломан так, что она не открывалась вообще, само окно по периметру обклеили широкими полосами бумаги, а поверх ещё и слой краски, чтобы наверняка.
- Не могу поверить, что говорю это, но если хочешь что-то рассказать – валяй, - Шикамару выбил сигарету, покатал пальцами мятый фильтр. – Когда ты молчишь, это напрягает.
Наруто смотрел, как он, прикрыв глаза, затягивается, расслаблено опирается о стену спиной и затылком, выпускает светло-сизый дым.
Слова пришли сами.
- Ты когда-нибудь пробовал бросить курить?
- Нет. Зачем?
- Ну… Чтобы дольше жить? – предположил Наруто. - Лучше.
- Жизнь, как известно, сама по себе ведёт к смерти, - в банку на раковине упали перья пепла. – И я не думаю, что без сигарет станет лучше.
- Думаешь, будет хуже?
Шикамару пожал плечами:
- Думаю, будет так же. Минус сигареты. Но тебе это ни о чем не говорит, ты ведь не куришь.
- Да, - Наруто криво улыбнулся. – Не курю.

Наверное, дело было в его нетерпеливости: он не мог заставить себя делать что-то бессмысленное взамен на обещание смутного удовольствия в будущем. А перед этим надо преодолеть тошноту, саднящее горло, кашель, вяжущую сухость во рту и прочее. В случае с алкоголем нередко добавлялись рвота и полная потеря контроля, с которым и без того было так себе. Поэтому сам механизм формирования зависимости для Наруто стопорился на первом же этапе. Что-то в нём с самого раннего возраста восставало против принуждения, а когда пытаешься принудить сам себя – глупее ничего быть не может. Возможно, тут сыграл роль и его опекун: одним своим примером он мог вчистую отбить желание пить у кого угодно. Вроде воспитания наоборот: в их квартире постоянно кто-то не то жил, не то гостил, спорил за столом, ел, мылся. Томные длинноногие тёти с умилением трепали маленького Наруто по голове, громко охали, узнав, что его родители погибли; небритые диковатого вида дяди дарили быстро ломающиеся машинки и пластиковых солдатиков. Наутро из непостижимых, всезнающих взрослых все они как один становились простыми людьми, разбитыми похмельем, понятными и жалкими.
Когда Наруто стал постарше, разошёлся в плечах, вымахал за год на голову, длинноногие тети стали вести себя ещё более томно, но для него в них больше не было ни секрета, ни взрослости: он доподлинно знал, во что потом превращаются все эти золушки в туго обтягивающих крутые бёдра юбках.
Такая жизнь его не волновала. А вот к другой, той, что он увидел через Саске, Наруто оказался не готов. Поэтому с наступлением лета он не смог уехать. Что делать, толком не знал, но и просто забыть уже не мог. Похоже, простого не осталось вообще.
Он долго думал над словами брата Саске, ворочаясь без сна, вспоминал выражение лица, модуляции голоса, глаза. Такие похожие на длинные чёрные глаза Саске, и такие другие. Не пустые, а… Наруто скидывал простыню, садился в кровати, невидяще смотрел прямо перед собой, вытаскивая из памяти то ощущение, что вызвал в нём взгляд Итачи.
Закрытые. Будто до них не доходили эмоции, изображенные на лице. Не задевали.
Кажется, Саске его ненавидит. Кажется, его брату на это плевать, и на самого Саске – тоже. Но вот тут явно не сходилось: он же приехал, возился с ним, зачем-то рассказывал Наруто то, о чем мог бы промолчать. И опять – Наруто видел его впервые. Значит, тут не забота. Тут что-то другое.
- Чёрт! – взбешённо шептал он, сжимая руками голову.
Конечно, он надеялся, что тот случай, укол после двух чистых недель, был единичным. Знал, что это чушь собачья, что Саске продолжает ставиться, но сколько Наруто ни приезжал, дверь оставалась закрытой, хотя из-за неё доносились слабые звуки музыки. Голый инструментал, никаких слов. Похоже, Саске в самом деле не желал никого слушать. Что ж, пока Наруто не видел его – не видел подтверждений, - можно было надеяться. С другой стороны, ситуация бесила. За ним надо смотреть, надо постоянно следить. Это ничего не давало, но что ещё он мог сделать?..