[Grammar Nazi]

Название: На живую нитку [3]
Автор: Grammar Nazi
Фендом: Наруто
Рейтинг: R для всего текста
Жанр: ангст, драма, AU
Предупреждение: странный, сложный, тяжёлый рассказ. плюс вещества, минус секс. оно вам надо?
Размер: миди
Состояние: в процессе
Размещение: запрещено
Дисклеймер: Кишимото Масаши
Саммари: рвался на куски, чтоб тебя спасти ©
От автора: неискушённость наименее всего доступна тому, кто ничего не пробовал.

***
Вот всё и наладилось. Последняя часть мягко вдвинулась в гнездо, да, именно так, больше никаких провалов. Потекли мягкие неразрывные часы, они уже не делились на дни и ночи. Иногда Наруто вспоминал лето, каким оно было горячим и тяжёлым, и сейчас, в прозрачной прохладе осени, в высоком воздушном покое ему виделась компенсация за несвойственные ему замкнутость и даже что-то, похожее на отчаяние, смешно думать. За все те месяцы, которых больше не было и у него.
Здорово, когда можно снова стать собой. Ездить домой, общаться с друзьями. Можно стать гораздо лучше. Ему даже легче давалась учёба. Вообще-то, Наруто никогда и не зубрил, но теперь информация входила в память, будто в открытые шлюзы. Спокойно и без напряжения. Он всем нравился, ему всё нравилось. Только Шикамару, казалось, постоянно смотрит на него. Но пока он ничего не говорит, не плевать ли, рассеянно думал Наруто.
Лучше всего втёртым было ходить или ездить. Всё равно, на чём - везде присутствовало ощущение полёта, парения, невесомости. Всё равно, куда - везде было одинаково классно. По-разному, но в одинаковой степени. Будто палитра разноцветных красок одной насыщенности. Засахарённые дни. Серо-белые дома, чистый стеклянный воздух, пылающее безумие осени. Осень! Раньше он никогда не понимал её. Она была такой тихой, а он таким громким, поэтому ни черта не слышал. Теперь же её подслащенная догорающая вялость, прозрачное, вот-вот норовящее треснуть звенящими сколами небо, мягкое, как кусок масла, солнце, сочащаяся туманом сырая земля, необъятная пустота, до краев полная вливающихся друг в друга смазанных настроений, и томная усталость, и засыпающая сила – всё это вдруг стало расшифрованными нотами, в которые сложились бы его собственные разум и сердце, умей они звучать.
Осень странное время года; в начале это лето, в конце – зима. Пора превращений, она так изменчива и полуреальна, что именно осенью перемены даются легче всего. Как происходило и с Наруто, ведь раньше он не делал многого из того, что казалось таким важным теперь. Не бродил по улочкам парков, улыбаясь людям. Не сидел на скамейках, влипнув взглядом и мыслями в небо, впитывая терпкую прелость опавших листьев. Не покупал чеки у черномазых за институтом, на так называемой «чёрной стороне», или изнанке. То, как легко оказалось достать, может, и шокировало бы его раньше, но теперь больше занимало другое: прозрение, наступившее, когда Наруто вдруг заметил, сколько по коридорам учебного корпуса, улицам и подъездам сидит и ходит их, таких же расслабленных и сонных. Нахмуренных, как это называли они. И моментом выцепляли себе подобных. Многие подходили и разговаривали с Наруто, как со старым знакомым - спешить им было некуда.
Постепенно он стал каким-то разобранным и утомлённым, слегка, но это состояние присутствовало почти постоянно. Было сложно сосредоточиться или найти силы встать вовремя. Нет, даже не силы. Желание? Мотивацию? Он искал, а пока находил, могло пройти несколько часов, незаметных и плавных. Будто кто-то катался на стрелках циферблата, как на скоростной карусели, пока он лежал и слушал покой внутри себя. Порой было сложно отделить состояние, когда он вмазался, и когда тихо сползал с тяги. Возможно, потому, что ставился слишком часто. Чепуха… вовсе не часто. Даже не каждый день. В любом случае, он не чувствовал какой-то дикой потребности пойти и треснуться, сейчас же, немедленно. Очередное враньё; нет никакой мгновенно возникающей зависимости.
Он не забыл примера Саске, но его по-прежнему было сложно примерить на себя. Это же Саске. У него всё сложно. А с ним, Наруто, такого не будет. Пройдет ещё немного времени, и всё станет совсем ясно. Он вытащит его, покажет, как всё на самом деле, выведет из ямы, у которой были и светлые стороны, открывшиеся ему, ему одному.
Если раньше он неосознанно боялся встретиться даже с Саске, то теперь, что ж. Теперь он встречал таких везде, видел везде, и это не пугало. Даже в их общежитии каждый вечер стягивалось немало сборищ. Тематические кружки, и каждое собрание проходило примерно одинаково.
Точно такая же комната, как у них с Шикамару. Такая, но не такая. В неё набилось с десяток человек, вид у всех убитый или близкий к этому. Гул разговоров, смех, бряцанье гитары, звон бутылок и хруст одноразовой тары – так было на всех посиделках в общаге, и так не было здесь. Если компании обычно разношёрстны, то тут все были повязаны, накрыты общим настроением. Кто-то требовал вмазки под любимую песню, два облитых потом дерганных субъекта ожесточённо спорили, кто будет ставиться первым, ещё один пошел затачивать иглу о ступеньки – на троих у них была одна машинка.
На Наруто никто не обратил внимания. Он быстро обменял деньги на чек, но уходить не спешил, опустился у кровати между двумя дремлющими парнями. Вся обстановка вызывала интерес, настороженность и отвращение. Как будто он всё ещё не имел к этому отношения. Как будто он оказался тут случайно.
Немного погодя пошли разговоры.
- Просто человек – это скотина. И лишь бы чем ему упарываться, девками, жратвой… неважно, - пробормотал сидящий у стены, тощий и весь какой-то серый, от глаз до одежды. Худоба делала его похожим на тонкий, смазанный карандашный набросок. – За каким хером можно болеть диабетом, но при этом быть каким-нибудь сраным директором… А если торчит человек – то всё… Наркоман и точка. Как бы и не человек уже….
Разговор вяло барахтался, темы переключались с одной на другую безо всякой логики, но сразу подхватывались, будто мозги, пусть и с трудом соображавшие, у всех тоже были общие.
- Мне немного, с прошлой трясло… Эй, досыпь ещё тот камешек, тебе чего, жалко, что ли?
- Трясло… это когда вы черное решили без кислого отбить? Уметь надо, а ты вон – даже в жилу пробиваешься с пятого раза.
- Да это жилы уже такие…
- Это говно, которым ты ставишься, такое.
Или приходил кто-то с ремиссии, прямиком из больницы, ширялся и спокойно рассказывал, что завязать не так чтобы и трудно.
- Погано там, конечно… постоянно шмонают, если чего найдут, даже чай – на выход. Но вообще цивильно, чисто, всё новое, пальмы в кадках торчат…
- Пальмы торчат, - с пониманием отзывался кто-то. – Вот я тоже когда лежал… Так торчал там больше, чем на воле. Пиздят всё подряд, больница же, идти далеко не надо… ну и чифирят тоже, особенно алкаши. И проносили мне свободно, чуть ли не в коридоре раскумаривали.
- …Не знаю никого, кто бы посадил знакомых. Сами ведь тащатся следом, таращатся, как ставишься, и начинается: «Слыш, я тоже хочу». Что, не так, скажешь?
- Не всегда… - подторможено возражал кто-то. – Часто ведь как бывает: влезает во всё это пацан-старшеклассник. Взгрели во дворе пару раз за бесплатно, там-тут пробил по таким же придуркам… А потом всё. Кормушка закрыта, у самих нет, никого не знаем. Он ещё не в торбе, но торчать уже хочется. А взять негде. И вот приходит такой малолетний долбоёб домой со словами «здравствуй, мама, я наркоман»… - горло рассказчика стягивало вязким молчанием. – И родители без вопросов выкладывают нужную сумму, подзаняв часть у друзей и родственников, чтобы организовывать приличную клинику…
- С пальмами в кадках?
- Ага. А через пару недель из этой пальмовой рощи выходит законченный упорок… в больнице, как уже сказано, торчавший ещё больше, да к тому же обросший мотком связей и выходами на точки…

И так далее, и тому подобное. Но это были лишь штришки обширных историй. Вскоре Наруто услышал одну целую.

И для меня не будет больше света,
Не будет больше неба и земли,
Чем «помнишь, это было прошлым летом?»
Я падал, падал, падала и ты

Он тогда в очередной раз отрубился у Саске, тот давно перестал обращать внимание, есть Наруто или нет. Разбудил его громкий стук в дверь. Не хотелось тратить силы даже на то, чтобы пытаться прикинуть, кто бы это мог быть. Он пытался сосредоточиться на внутреннем ощущении тепла, которое по краю тонкого одеяла объедал утренний сквозняк. Почти удалось, и сон вновь неуверенно заклубился в голове, заставляя забыть о зябнувшей спине.
- Пожалуйста, Саске! – испуганно зазвенел высокий голос. - Знаешь ведь, их взяли… Кукольник был последним, кто мне продавал! Что теперь делать?! Всего разок, только сегодня… А?
Ответа Наруто не разобрал, а может, его и не было вовсе, за всхлипами и бормотаньем не поймешь. Он вышел, краем глаза заметив хлопнувшую входную дверь и рукав куртки Саске. Прошёл по коридору. С каждым холодным шагом разряжённый оттиск сна перед глазами стирался, уступал место реальности.
За кухонным столом сидела какая-то девчонка. Не такая уж и девчонка, мысленно поправился Наруто, просто страшная худоба и близоруко прищуренные глаза придавали ей растерянный беззащитный вид. Дрожащими руками она протирала очки широкой выгоревшей майкой, а когда надела их, глаза сразу увеличились вдвое: покрасневшие, с огромными расплывшимися зрачками.
Он молча сел напротив.
- Врёт. Я знаю, что врёт. Всегда… Сам по себе, себе на уме. А ведь понимает, каково это, - её колотило. – Слушай, может, у тебя есть, а? Я знаю, что есть, - в голосе слышалась льстивая мольба. Выглядела девчонка жутко: вся тряслась, постоянно вытирала покрасневший нос рукавом, глаза бегали по сторонам.
Наруто молча положил на стол чек. Всегда под рукой. Всегда последний.
Она моментально вцепилась в него, развернула, выудила откуда-то шприц, с хлопком выдернула из него поршень, засыпала и взболтала с капающей из протекающего крана водой.
- Не будешь кипятить?
Она будто не слышала, сдернула куртку, протянула ему машинку.
- Давай ты, я сейчас ни за что не попаду.
- Ох чёрт, - Наруто посмотрел на её руки. Такие худые, что между лучевой и локтевой костями предплечья зияла чуть ли не яма. Вен не было вообще.
- Тебя как зовут-то?
- Какая тебе разница… Карин, - быстро поправилась девушка, будто испугавшись, что он передумает. Он видел пот на её лбу, запавших щеках, шее. Сведённые от боли брови. Перетянул плечо.
- Постарайся не трястись.
До чего тупая игла, никогда таких не видел. Сейчас… Нет. Вроде и попал, а кровь не поступает.
- Эта давно уже всё. Я её первой убила. Запястье, там пробуй.
Пробовать пришлось несколько раз. Наконец, ему удалось вытянуть в шприц контроль и кое-как вдавить.
Карин откинулась на спинку стула, её рваное дыхание моментально выровнялось. Дрожь ушла, даже щеки порозовели, и когда она открыла глаза, это были глаза другого человека.
- Спасибо. Ты странный, но спасибо.
- Кто такой этот кукольник? – спросил Наруто. Ещё один паззл, сколько их? Это раздражало.
- Он… продавал. Не могу назвать его барыгой, потому что никогда не травил, не кидал. Всё точно в срок. Как в аптеке, - она хохотнула. - Только продавал лишь тем, кто ему нравился.
- А почему «кукольник»?
- Да потому что на барбитуре сидел. Снотворных, понимаешь. В барби заигрался так, что подняться не мог, сразу коллапс, - она закурила, поставив на стол одно из блюдец. - Но соображал при этом, поэтому сам он засыпаться не мог. Если бы не этот его психопат из последних… Решил наварить себе черняги с четырёх стаканов маковой соломы. Дозу набил, паскуда… Халява ведь. Никогда он мне не нравился. И никому не нравился: вроде и в медленной теме, а псих, по жизни как под скоростями. Короче… Открытый огонь, руки из жопы. Жахнуло так, что вылетели стекла. До приезда пожарки скинуть ничего не успели. Да и не пытались. Когда в квартиру вломились, Кукольник с невменяемым видом укачивал свою обгоревшую барби, пока тот орал и матерился на весь квартал. Обычное говно, а всё же неприятно, когда оно на тебя валится. В нагрузку к остальному…
- Нет в этом ничего обычного. Всё это … слишком ненормально, - пробормотал Наруто.
- На то есть причины.
- Да ничего нет, - раздраженно возразил он. - Причины может и не быть.
- Это Саске тебе сказал? – её белые нервные пальцы автоматически поглаживали зажигалку. – А про нас сказал?
- Про вас? – опешил Наруто. - То есть, ты и Саске…
Карин громко, истерично засмеялась.
- Я и Саске!.. Нет. Нет… - она так же резко затихла. – Про нас: про него, меня и Суйгецу.
Он впервые слышал это имя. Хотя чему удивляться – он и Карин видел впервые.
- Ты не думай, что я не хотела. И кто бы не захотел? На Саске все таращились. Он тогда был такой… обтекаемо-вежливый. Вроде и… а не подойдешь всё равно. Понимаешь?
- Не слишком, - признался Наруто.
- Ну да, ты же вообще ничего не знаешь. Тогда сначала, - она сунула в рот ещё одну сигарету. – Мы учились вместе. Нет, не вместе. Просто учились в одном классе. Вместе стало, когда пришел Суйгецу.
- Кто он такой?
- Кто? – она задумалась и улыбнулась. – Он был шутом. Нравился всем и всех бесил. Всегда как-то добивался нужной ему реакции. А ему постоянно было нужно разное. Такой водопад эмоций… И он выбрал меня, представляешь? Просто… просто выбрал. Как мы поначалу собачились… Умеет выводить. Мне он не нравился, я же говорила, всем нравился Саске. Поэтому он выбрал и Саске, а что думаем мы сами – плевать он на это хотел. Сразу обзавелся другом и девушкой, всё делал сходу, находил самый быстрый путь. Как вода. Ещё и момент такой подгадал, Саске как раз расплевался с братцем. Сразу слетела вся его… лощеность, и воспитание. Всё в трубу. Знаешь его брата? Постоянно заезжал. Красивый, как черт, но… вот и из Саске это теперь полезло, - Карин затянулась.
Наруто не перебивал. Её мысли заворачивались в такие клубки, что отследить нить было невозможно. Поэтому он просто слушал.
- Ножом владел, как никто, он-то младшего на это и присадил. Забавно… Сажаться на ножи не так опасно, как на иглы. Видел, что Саске с ножами вытворяет? У него был не один набор. И коллекционные, и всякие. Как будто от него и без того кипятком не ссали. Все без разбора, я в том числе. Такой дурой была. До Суйгецу, конечно. Он… Его вообще знаешь, почему перевели? – она задумалась. - Я сама толком не помню. Неблагополучная семья, какие-то разборки, не поймешь. Всегда был по уши в каких-то мутных событиях. Всех знал, во всем разбирался, везде как рыба в воде. А я, ну что я. Всю жизнь на одном месте прожила, даже со своего двора мало кого знала. И не хотела никого знать, пока Суйгецу не повёл меня к своим. О, они сразу показались мне такими классными! Как только мы зашли, меня сразу кинулись обнимать, как родную… как свою. Все расслабленные, музыка, дым, лежат, сидят, разговаривают. Ну и… да, не без этого, - она кивнула на шприц. – Когда мне предложили, я не раздумывала. Суйгецу держал меня за руку, я с детства боялась уколов… Наверное, все дети их боятся. Правильно делают. Но тогда меня это не волновало. Стало на всё плевать, я стала такой сильной... Да ты и сам знаешь, каким идеальным местом вдруг становится мир и всё в нем. Так что мы не переживали, мы гордились. До чего же мы гордились всем этим дерьмом! Ходили по улицам под ручку с истыканными жилами, обторчанные в драбадан, и смеялись, считая окружающих толпой обезьян. С наших тощих задниц постоянно спадали штаны, это тоже казалось смешным. Всё было счастливым и лёгким. Выпускные экзамены пролетели просто с блеском. Я поступила на журналистику, Суйгецу намутил колеса. Машину, - пояснила она, заметив вопросительный взгляд Наруто.
- А Саске… он тоже?
- Саске? Ну нет. Нет, он… Знаешь, я плохо помню, что там с ним было. От нас после окончания школы он вроде откололся. А, нет, не так. Начался сезон, и мы уехали.
- Сезон?
- Июнь-октябрь – это сезон. Это алые поля за сёлами. В одном таком селе у Суйгецу жил дед. Своего сына, алкаша и идиота, он не жаловал, а внука любил. Поэтому мы решили, зачем перебиваться от случая к случаю в городе? Тут если и есть, то всегда разное, и деньги нужны постоянно… Постоянно. А так мы сами себе закатили малину. Собрали вещички и покатили. Вещичками были кухня и кислый. Не одежда, нам было плевать на неё, я ходила в джинсах и папином свитере. Не только чтобы взбесить мать… Я просто очень любила папу, не винила за то, что он ушел. От такой дуры любой бы ушел. Помойся, не носи рваньё, девушка должна то, девушка должна это. А я не хотела быть девушкой, я хотела быть просто человеком. И это её любимое «надо что-то решать!» Кому надо, зачем? Мне надо было только, чтобы от меня отстали. Дали возможность не решать, - она остервенело затушила сигарету, нахмурилась. Потом опять заулыбалась:
- Деревня утопала в маке, а никому и дела не было! Это потом уже туда стали таскаться опиюшники, когда со всех точек вдруг пропали сырец с ангидридом. Видишь ли, поставлять героин выгодней, чем сырой опиум… Привыкание в разы быстрее, дозы мизерные. Навар больше. Сплошные плюсы. Для торговцев. Потому что если раньше любители мака могли жить десятки лет, пусть и с разваленным здоровьем… То с наступлением героиновой эры сроки жизни торчка резко сократились. И передознуться им легче, опять же, кубатура совсем не та… и прихода как следует нет. Химия. И мешают с дерьмом, чтобы увеличить вес. Вот и хлынули наркушники по деревням. Но тогда, нашим летом, всё ещё было тихо, одни старики да алкаши. Мы скинули сумки у деда и сразу погнали собирать. Наверное, мало кто может сказать: «Мой парень научил меня варить ханку». А я могу. Это вообще просто, если есть прекурсор. Ну, реактив, понимаешь… Только с ним морфин можно обратить в диацетилморфин, героин, то есть... Что и говорить, образование пригодилось нам в странных условиях. Ну и бинты нужны, конечно. У Суйгецу вообще руки откуда надо росли, он в два счета высаживал на корку, она пахнет вишнями… Вареньем. Это и было варенье, мы варили каждый день. С утра, пока дед ещё спал, в дровянике, что примыкал к летней кухне. Он стоял в стороне от дома, так что уксусная вонь никому не мешала.
- Я ничего не понимаю, - перебил Наруто. Его по-прежнему морозило, сквозняк как влез под одеяло, так и поселился в руках, ногах, голове.
Карин хмыкнула.
- Это потому что ты только городской героин и видел. С ним просто – разбавил и задвинул. Но и прёт он не так… Не так долго, не так… Не так, и всё.
- А ханка? Что это вообще?
- Это и есть опиум, сок мака. Мы собирали его на бинты и уже их вываривали. Потом сажали на корку – ну, выпаривали лишнюю жидкость… добавляли ангидрид, он же "кислый". Снова корка, уже чтобы выпарить его, и так далее. Главное, не забывать фильтровать. И не задуть мимо вены. Это хмурый хоть в жопу заталкивай, с чёрным надо быть осторожней, - она помолчала. - Надо, но у кого получается? Пару первых раз не рассчитали кубатуру - вкатали по такой дозе, что, как говорится, чуть из ботинок не вылетели. Зато потом взгревались идеально. Вставали, трескались, а дальше уже можно гулять, курить, разговаривать. Раньше было ещё «поблёвывать и чесаться», но демидрол убрал это. Как и большую часть вен, из-за него у меня теперь одни гнилые нитки… Да из-за всего сразу, тупых толстых игл, грязи. Знаешь, что делают, если варят на квартире, и всё из-за чьих-то кривых рук выливается на одежду? Её варят. Да что там одежда, ковры сколько раз варили. Но это уже потом… А тогда, на селе, мы были вне этого городского торчкового движения, и всё было так просто. Залипали, слушали лягушек, купались. Суйгецу часами мог торчать в воде, он бы и спал в озере, если бы не комары. Болтались по округе. Вроде и не быстро шли, а за день могли покрыть дикое расстояние. Старик ворчал, что мы больно исхудалые и вялые, меня полюбил страшно. Всё надеялся, что окажу влияние на «обалдуя», пока мы знай себе разгуливали обсаженные в мясо, пока он радостно шамкал про счастливых и влюбленных. Чаи нам какие-то из трав заваривал… А мы сидели, угашенные в муку мелкого помола, и улыбались. Конечно, к началу семестра я опоздала.
Когда мы вернулись, поняла, что из дома пора сваливать. Уже не было сил, как раньше, терпеть всю эту дрянь от матери, её вечные упреки и истерики. И тут нарисовалась эта квартира. Опять какие-то тёмные дела, Суйгецу то ли через своих знакомых выбил, то ли алкаши тут загнулись. Может даже, его родня. Если подумать, он никогда о них особо не рассказывал. Но думать было некогда. У нас с лета оставалась солома, целый багажник перекрученных через мясорубку маковых головок. Я уже говорила, солому варить – геморрой, можно спалить всё к черту. И долго, муторно: растворители, сода, вонь убойная. Солому мы меняли на ханку, реже на перец. Тогда-то к нам снова присоединился Саске. Не в плане ширева… нет. Просто как-то объявился на пороге и остался. А нам что, нам было нормально. Они, знаешь, вообще со школы очень хорошо общались. Не могу сказать, почему... Помню, лезвия свои вместе крутили, ну и Суйгецу никак не мог оставить попыток поддеть его, хотя Саске всё было по барабану. Так и шло. Мы валялись в обнимку, Суйгецу жевал мои волосы, играл с кистью, доставал Саске упоротыми разговорами, которые понимала только я, я одна его понимала…
Саске стал каким-то колючим, но по сравнению с тем, что сейчас, он был ещё ничего. Просто отчаливал с матами, когда мы предлагали ему последовать нашему примеру и перестать напрягаться. Он всё это ненавидел… Но молчал. Ох, это такое волшебное чувство, когда у тебя по-настоящему есть дом, где спокойно, где никто не орет, и ничего не заставляют делать. Бардак не мешал, есть мы толком не ели. Правда, Суйгецу всегда много пил, газировку или растворимые соки болтал. Зелёные и красные, толчёные химические фрукты. Радуга на языке… Меня уже не тянуло ко всей этой ширяющейся кодле. Я устала. Устала таскаться по грязным дырам вроде этой, только в них всегда под завязку народа. В таких местах убеждаешься, что необязательно много путешествовать или там, долго жить, чтобы увидеть всё. В таких местах «всё» само валится на тебя, поломанными жизнями, глупыми смертями. Кадром, который приполз к барыге в трусах и с куском верёвки на ноге – домашняя терапия. Сначала мне было слишком хорошо, чтобы обращать на это внимание, потом слишком плохо и слишком всё равно. Ведь истории наркоманов так похожи: жил-был, сторчался, умер. А детали… кому они интересны. Всё равно одно и то же, ментовка, психушки, ты постоянно врёшь, несёшь из дома, лечишься, срываешься. Родственники хоронят нас заранее и живут дальше, той поганой обывательской жизнью, из-за которой мы и влезаем во всё это.
- Нет. Не все.
- Да брось. В чём бы ты себя ни убеждал, всё в конце концов сводится к скуке и желанию почувствовать что-то… А что, ты и сам не знаешь. Но когда пробуешь, сразу понимаешь, что вот. Оно. И всё, по накатанной. Привыкаешь существовать в полуживом огрызке тела, привыкаешь к вони кислого, нарывам, дорогам, чему угодно, плевать, лишь бы туда, снова и снова. Но, как говорится, удовольствия всё меньше, дерьма всё больше. Это правда. И вот ты уже по уши в нём, и остаётся только удивляться, как же так вышло. Мне до смерти надоели все эти наркушники, их бесконечная трепля об одном и том же, день за днём, по кругу, квадрату, треугольнику и чёрт знает ещё какой херне. Суйгецу со мной соглашался, но не мог постоянно оставаться со мной здесь, нам же надо было как-то доставать…
Она замолчала, уставившись в стену. Странно на неё подействовал укол - почему никакой сонливости, откуда эта собранность, взвинченность? Сотни слов, но по-прежнему не ясно, куда подевался этот Суйгецу, и как Саске пришёл… к тому, чему пришёл.
- Холодные руки, - снова нарушила тишину Карин. – У него постоянно мёрзли руки. Я тогда и проснулась от холода, ледяные пальцы под моей майкой, на спине. Он всегда так грелся. Моя первая мысль… ненавижу себя за неё. Заснула ли я с трупом, или он ещё дышал? Мусолила её в голове, лежала и смотрела на его спокойное лицо. Не могла пошевелиться… Потом ступор спал, я закричала… Орала, пока не потеряла сознание. Когда очнулась, его уже не было. И никого не было, - она затушила выгоревшую до фильтра сигарету. - А через месяц я встретила вмазанного Саске. Споткнулась об него здесь, в прихожей. Вот и всё. До меня ещё раньше доходило, что у него хватало своего говна, это было видно даже нам. Может, его брат и натворил дел… но я тебе вот что скажу: просто так человек таким не станет. Там с самого начала была готова почва. Вообще для всего. Он же без тормозов. Вот Суйгецу никогда… Да, не самый уравновешенный, и срались мы будь здоров, но он ни разу меня не подставил. Обычно как бывает, вроде нормальный человек, копнёшь – такое полезет. А мак копает очень глубоко, можешь мне поверить. Тут уже не до чужого дерьма, от своего бы отмыться. Мне стало всё равно, что там в Саске, за этим его лицом, за невозможными глазами.
Когда мне пришлось доставать самой… Ох и злилась я на Суйгецу! Он ушёл, и меня завалило по всем фронтам, а я… я не он. Не знала, где снизить дозу, где на колёсах перетерпеть, чтобы потом ломотой в блин не раскатало. Больниц боялась, идиотка. Наш брат туда знаешь, зачем идет? Я тоже тогда думала, что завязывать. Конечно, я хотела завязать… Как-нибудь попозже, и без принудительного лечения. Но пока внутри тебя всё не полетит к чертям, об этом не думаешь всерьёз. В больницу идут или ломаться, чтобы хоть что-то дали… Сбивать дозу, она же всегда падает после перекумарки, тебя берёт, как в первый раз. Или с надеждой научиться «употреблять в меру». Полный бред! Никто из нас не знает меры, даже Суйгецу… До сих пор не понимаю, как он мог так задвинуться и бросить меня. Вообще это только кажется, что стоит тебе стать торчком, тут же выстроится очередь барыг, предлагая и упрашивая. На деле - хочешь торчать, шевели жопой. А из наркоманов фиг кто сведёт с тем, кто не мешает товар со стиральным порошком или стрихнином, у кого «всегда, много и дешёво».
Она осеклась, заметив смесь презрения и жалости, с которой на неё смотрит Наруто, и прошипела:
- Красивый. Думаешь, всегда таким будешь? Гранж, высшие материи, неземные глаза и прочая херь. Думаешь, у тебя не вылезут ребра на спине, не загниют руки? Посмотри на меня. Посмотри на Саске. Это сначала ты крутой. Потом ты сосёшь за вторяки, за поганые ватки.
Наруто не отвечал. Он вспотел, рот затопило слюной, густой, как патока, в глазах плыло.
- Ага, - довольно произнесла Карин. – Ага. Да ты уже почти готов. Медовый месяц закончился.
- Что? – он еле шевелил языком.
- Ничего. Система, добро пожаловать. Да не дергайся ты так… Посиди, я сейчас… Посиди.
Он и сидел. Ничего не понимающий и опустошенный, будто это он говорил и говорил, пока не вымотался вконец. Сидел, когда она ушла, наорав на вернувшегося Саске, сидел, когда тот захлопнул за ней дверь и зашёл на кухню.
Сидел и смотрел в стол, потом медленно произнёс:
- Она сказала, что я на системе.
- Знаю, - равнодушно отозвался Саске.
- Даже я этого не знаю, - зло возразил Наруто.
- Ты вообще ни черта не знаешь. Сидишь весь в соплях, с потекшими зрачками и думаешь, что всё по плану.
- Я простудился, ясно? Самая обычная чертова простуда! - В носу засвербило, озноб навалился по новой, Наруто чихнул несколько раз подряд.
Саске скинул в ведро пепельницу, потянул из кармана тонкий ремень. Смотреть, как он будет ставиться, не хотелось. Наруто поднялся и пошёл к кровати. Перед глазами прыгали черные точки, во всём теле вяло толкалась тяжёлая слабость.
- Вот только дохлый иммунитет наркомана не реагирует в случае простуды, кретин… - тихо донеслось вслед.

Наруто свернулся на смятом одеяле. В жар бросало, как о горячие стены, с размаха, звуки обрели зубодробительную четкость, будто всё происходило под ухом. Постукивания раскладываемой на столе кухни: пузырька, баяна, перетяги. Скрип стула. Остальное дорисовывало воображение: сложил петлю, высыпал, залил… Щелчок зажигалки – расходятся в жидкость серые камни, лопаются горько пахнущие пузырьки готовности. Бросил ватку, выбрал, струну под кожу, сквозь ускользающую оболочку вены, контроль, ребристое давление поршня на палец. Разлом. Приход. Прижимающая к полу тяга.
Оглушительный лай за окном, вой сигнализации, чей-то смех. Тихие хлопки неуверенных шагов.
- Саске? Скажи только…Неужели от него ничего не осталось?
Саске молчал так долго, что стало уже казаться, будто отвечать не собирается.
- Суйгецу, - наконец, проговорил он. - Она опять о нем растрепалась. От него… остался магнитофон. А самого его забрал он, - Саске покачнулся и непонимающе оглядел комнату. - Как забрал себя. Как забрал всё остальное.
- Что?.. Кто?
- Иди… пока не залил тут всё слюнями, - Саске опустился в кресло. - Не ставь больше трёх точек. Очень чистый.
- Не хочу, - буркнул Наруто.
- Конечно нет. Давай ты мне расскажешь, а я послушаю.
Развернулись тянущие боли в спине.
- Чёрт…
Наруто беспокоила одна невнятная мысль, как-то связанная с тем, что сейчас происходило. Кажется, он хотел рассказать об этом ещё вчера. Глаза слезились, холодный пот клеил к телу одежду, но ему надо успеть объяснить, объяснить, пока не вмазался, пока это ещё не потеряло всякое значение.
- Недавно на точке, - Наруто нашарил на пыльном полу у дивана треснувший подкассетник и кинул его на колени Саске. – Я видел его.
- И?
- Ты что, не понимаешь? На точке. Втёртого.
- И что?
Наруто разозлился. Он пытался вытолкать из себя мысль, донести её до Саске, но волны мутной тупой боли относили его назад, тянули вниз, внутрь, в ничто.
- Саске, но он же… вроде завязал. Ему ведь верят.
- Дальше что? – взгляд Саске был пустым и тусклым.
- И продолжает ставиться! Наплевав на всех, кто в него верит, для кого он – пример…
- Тебе не без разницы? Ты сам себе врёшь, на хрена тебе чужая правда? Или только тебе можно быть полным говном, а остальные обязаны поддерживать иллюзию, что завязать реально?
Наруто твёрдо посмотрел на него.
- Конечно, это реально. Я столько раз слышал…
- А сколько видел? Ну? Тебе ведь всегда есть, что сказать. Почему же теперь ты молчишь? Почему ты молчишь, Наруто?..